собирает свой инструмент её помощник и собирает. Ну, дышит немного громче обычного. Чего ту особенного? Может, простыл. Или, пишет в «секретный» дневник нечто романтичное, и — волнуется. В таком случае, тем более, не следовало мешать… А он… вот ЧЕМ, на самом деле, был занят!
Елена Павловна ещё раз пробежала глазами переполошившие её нравственность строки.
«… Эта женщина сводит с ума! Её лицо, грудь и упругая попка — единственное, что бесконечно меня заводит. Так и хочется повернуть Е. П. лицом к стене, наклонить да засадить ей по самые помидоры!… Сегодня решился! Перед уходом в казарму, прикрыл низ рабочего стола планшетом, и, сидя напротив Е. П., начал тупо на неё дрочить. Пыхтел, как паровоз, гоняя в кулаке лысого. Когда она мельком посмотрела в мою сторону, долго спускал, глядя на её пухлый ротик. Вот бы куда вставить! Что бы отсосала…»
Елену Павловну в очередной раз пробила волна нервного озноба. Она поднялась со стула, прошлась к окнам. За ними, по-зимнему, стемнело. Поправила гардины. Быть видимой в освещённом помещении с улицы ей не хотелось. Потом, решительно подошла к рабочему месту Большакова, подняла и повернула к себе обратную сторону, стоявшего у стола планшета. На шершавой фанерной поверхности широкой полосой, сверху вниз, тянулся шлейф ещё не высохшей жидкости. Она была выплеснута на щит не более пятнадцати минут назад. Значит солдат не только вчера, но и сегодня занимался ЭТИМ!
Оглянувшись на закрытые окна, Елена Павловна, поднесла планшет к лицу. Ошибки не могло быть. Запах мужского семени запомнился ей ещё с прошедшего лета, когда они с мужем впервые, после свадьбы, занялись любовью. (Калинин не хотел, чтобы она «залетела» и «выстрелил» молодой жене на живот). Вытирая мутную жидкость, Лена сохранила в памяти этот необычный «парфюм». Потом муж сливал семя в заранее приготовленную им тряпочку, которую лично выбрасывал в мусорное ведро. И почти всегда, это действо комментировал словами, что им не время заводить ребёнка, что нужно сначала обустроить быт и закончить военную академию (в которую, даже ещё, не поступил!)
Этот мужской дух на фанерной поверхности планшета показался Лене резче и сильнее, чем был после первого секса с супругом.
Нежные ноздри женского носика несколько раз втянули пряное испарение. Прикрыв глаза, Лена вспомнила, как пять лет назад, в отрочестве, она по ошибке, забежала в мужской туалет городского парка и увидела на побеленной стене, рисованный углём фаллос. У фаллоса были круглые яйца, и сердцевидная головка с фонтанирующей струёй. Рядом «красовался» размашистый текст: «Даю сосать каждый четверг. Ты — следующая! Приходить в 16 часов… «. Четырнадцатилетняя Лена и раньше встречала подобные рисования, но этот «шедевр», с непристойным предложением, врезался в память девочки настолько, что, и годы спустя, каждый раз, проходя аллеями парка, она не только вспоминала туалетное «художество», но испытывала сильное побуждение глянуть на него хоть ещё разок…
…
Замуж наша Леночка выскочила почти случайно…
На выпускном вечере познакомилась со старшим братом одноклассницы и, как большинство провинциальных девчонок, «уходящих в большую самостоятельную жизнь», совершила первый решительный поступок — нашла себе жениха.
Капитан Калинин понравился ей крупной красивой головой и решительными действиями. Он сразил девушку прямотой вопроса — готова ли она разделить с ним судьбу защитника отечества? Лена, которая устала от долгой обязанности числиться маминой дочкой, тут же согласилась.
Капитан был старше Лены на восемнадцать лет. Считался хорошим офицером, первым кандидатом от полка на поступление в военную Академию. Как мужчина, имел всего хорошего понемножку и, в целом, молодую жену устраивал. Но любил, как-то скучно. Однообразно.
Вспоминая рисованный фаллос и слова «даю сосать…», Лена часто фантазировала семейную постель с подобными ласками. Но предложить их мужу, ведущему строгий образ жизни, не смела.
И вот сейчас, на самом краешке земли, стоит она посреди неустроенного прохладного помещения гарнизонной библиотеки, нюхаёт фанерку с выделением из члена какого-то солдата, вспоминает сортирное помещение с запахами мочи и, запавшее в память приглашение — прийти в четверг отсосать…
«Это же надо, опуститься до такого состояния! — понемногу, приходя в себя, думала жена советского офицера. — А виной тому — чужой дневник, в который она, по глупости, начала заглядывать…»
Надев тёплую шубку, Елена Павловна поправила перед зеркалом кроличью шапочку, обмотала вокруг шеи белый шарфик и пригляделась к своим губам. Действительно — пухленькие. «Вот бы куда вставить!» вспомнилось ей мечтательная хрень Большакова. И, новая волна заслуженного гнева полыхнула по её прекрасному лицу.
— Помечтай, говнюк! — сказала Елена Павловна зеркалу, словно там находился рядовой Большаков. — Вот скажу мужу — он найдёт на тебя управу! Покажет, где раки зимуют!… — и нервно рассмеялась, представляя гневное лицо капитана, когда тот узнает, КТО и КАКИМ способом хочет лишить чести его благоверную…
По дороге к дому Елена Павловна постепенно успокоилась. А, подходя к подъезду, овладела собой окончательно.
— Чего я так разволновалась? — говорила она сама себе. — Ну, хочет молодой парень женщину. Так это не противоестественно. Солдаты — те же мужики, только в военной форме. Девушек в армии у них нет. Потому и сгоняют любовный пыл рукоблудием… Большаков — не худший экземпляр. Бывает, иногда, сбалмошным. Но чаще — ведёт себя скромно. В открытую не наглеет. А что делает тайком — его проблема… Начитан… Рисует… Не литературно пишет? Так это он для себя… Другим не показывает… Говорить мужу — лишняя нервотрёпка. Через пару недель закончит этот мастурбатор оформление библиотеки и — оревуар, гарсон! О-ре-ву-ар!..
…
… На следующий день, перед выходом из дома, Елена Павловна долго подбирала, что ей надеть.
После разных прикидок, сделала выбор на костюмчике с короткой плиссированной юбкой. На ноги надела колготки из тонкого серого трикотажа, которые хорошо подчёркивали безупречную форму её ног. Повертелась перед трюмо. Мысленно прикинув, как это может оценить Большаков, постановила: «Пусть подавится слюной, онанист несчастный!» — и отправилась на работу…
Там, набрав кипу растрепанных книг, стала заниматься их починкой и насторожённо ожидать, прихода Большакова.
Женщина заранее решила, как поступит, если негодник попытается повторить прежние безобразия. Она не станет отворачиваться, а, напротив, так глянет на хулигана, что тот сквозь землю от стыда провалится!
Помощник явился в назначенное время. Долго отряхивался от снега (оказывается, началась непогода), и, окинув тёплым взглядом влюблённого мужчины своею патроншу, очень почтительно (будто ничего вчера не произошло) поздоровался.
По восторженному взгляду помощника Елена Павловна поняла — с одеянием угадала!
Поначалу, Большаков был, как обычно, вежлив и трудолюбив. Старательно завершал тематический стенд о классиках русской литературы. Рисуя, рассуждал про новую книгу Чаковского о блокаде Ленинграда. Потом, привлёк Елену Павловну к толкованию передовицы из последнего журнала «Огонёк». Оказалось, что оба не разделяли некоторые догмы столичного журналиста Анатолия Сафонова. Вспомнили, что на днях (в феврале) — день рождения писателя Михаила Пришвина, роман которого, с неординарным названием «Женьшень», Большаков (по рекомендации Елены Павловны), взял почитать в библиотеке. Тут же появилась тема поговорить о красоте Дальневосточного края и, естественно, о писателе — путешественнике по Сихотэ-Алиню Владимире Клавдиевиче Арсеньеве.
Елена Павловна уже стала сомневаться «а был ли мальчик?» Но, к концу второго час общения «культурная программа» помощника пошла на убыль. Парня словно подменили. Выдав несколько одиозных анекдотов, он замолчал и лишь зыркал со своего рабочего места на разные места, сидящей перед ним женщины. Та, естественно, насторожилась.
И вот Большаков начал городить «баррикаду». Приставил к рабочему столу несколько больших планшетов, сел за их прикрытием так, что Елене Павловне были видны лишь его плечи в несвежей гимнастёрке да стриженая «под ноль» голова. Повозился, что-то проделывая, и — затих!
Калинина, через известное усилие, заставила себя смотреть в его сторону.
По напряжённому лицу солдата неравномерным разливом набирал силу яркий румянец. Веки слегка прикрылись, взгляд затуманился и был устремлён на женские колени. Дыхание участилось. Плечо под левым погоном солдата было неподвижно, а под правым — ходило ходуном. Он — онанировал!
Елена Павловна почти воочию представила двигающийся в кулаке Большакова огромный фаллос с сердцевидной головкой… Похожий на тот, что она видела на стене мужского туалета. И — нервно сглотнула.
В этот момент онанирующий поднял глаза на приоткрытый рот сидящей перед ним женщины. Подёргивания его правого плеча участились.
Их взгляды встретились.
Вопреки ожиданиям Елены Павловны, солдат не «сгорел от стыда», не «провалился сквозь землю», а нагло улыбался! Тут только женщине стало ясно, что поганец ЗНАЛ о подглядках! Проведал каким-то образом! Или… (боже мой!), специально сочинял эти пакости для неё!… Потом устроил эту демонстрацию распущенности. А она, как глупая девчонка, попалась на такую очевидную приманку!!!
Голову Елены Павловны качнуло. Не выдержав нервного напряжения. Женщина склонилась над ремонтируемой книгой и, чуток… развела колени. Непроизвольно. Просто расслабилась, и ножки сами разошлись в стороны. Сантиметров на десять. Не более. Но движение было сделано и вызвало у дрочилы бурный оргазм. С громким стоном, солдат выпустил в стоящий перед ним щит, длинную струю спермы. Потом ещё одну, и еще…
Елена Павловна чутко слышала, как они фонтанировали одна за другой, били в барабанную упругость фанеры…
…
Как уходил Большаков, Елена Павловна, не смотрела.
Сгорая от стыда, она неотрывно «изучала» надорванный

Молодая мамочка. Часть 3

Первый половой опыт с братом

В гости к любимой