переплёт лежащего перед ней романа Даниеля Дефо, и страдала от понимания, что была уличена в нехорошем…
Однако, едва за ушедшим хлопнула подпружиненная дверь, женщина вскочила. Первое движение было к «баррикаде» Большакова. Но, на полушаге, она повернула к окнам. Проверила шторы. Щёлкнула на два надёжных оборота английский замок, и, на ватных от внезапной слабости ногах, подошла к столу помощника. Повернула к себе, выпачканный в молоку, фанерный щит.
Потёки спермы были огромны! Не верилось, что их только что выдал мужской член, а не плеснули на планшет из стакана со сметаной. Сильный, стойкий дух разврата и нагретого солнцем сортира заполнял библиотеку. На полу и на окантовочной рейке планшета в свете ламп сверкали белёсые лужицы.
Елена Павловна потрогала одну из них пальчиком. Понюхала. И… лизнула!
Тут же опомнилась! Принялась тереть по языку обратной стороной кулачка, рукавом кофточки, носовым платочком. Но необычный вкус не удалялся. Тогда она запила его остывшим чаем, и, ошарашенная своим непредсказуемым поступком, долго сидела, приходя в себя.
Всё её тело было опустошено, как от реального сношения…
…
Два следующих дня Елена Павловна на работу не ходила. Сказалась приболевшей.
Большаков имел ключи и корпел над стендами библиотеки самостоятельно.
Без хозяйки библиотеки его дело спорилась. Парень подтянул возникшие ранее отставания и, мог бы стать, своего рода, стахановцем, но капитанова жена, как внезапно занедужила, так, неожиданно и выздоровела. Направилась в конце второго дня проверить, что за время отсутствия, в руководимых оной «пенатах», делалось.
Большакова к её приходу уже не было. Отработав, определённые командиром роты часы, он отправился в свою казарму.
При всей личной сердитости на Большакова, Елена Павловна оценила размах его творчества, и (не утерпела!) заглянула в ненавистную тетрадку. Там было: « Е. П. догадалась о моих упражнениях с членом. Это хорошо! Пусть знает, что рядом есть тот, кто готов обслужить её ротик и киску! Теперь буду дрочить за последним рядом стеллажей. Если она туда придёт, я дам ей отсосать, а потом — выебу, как ещё никто не ебал!»
— Это уже слишком! — возмущению Елены Павловны не было предела. Её хотели (так и написано «выебать») в самой извращённой форме! Как даже супруг с ней не проделывал!..
— Нет, ну, какая самоуверенность?! — гневно размышляла она, устремляясь домой, к мужу. — Подумать только! «Выебу, как ещё никто не ебал!» Да мой Калинин любому онанисту даст фору! Он в этом деле — тайфун, ураган, цунами!… Приду, и даже не принимая душ, кинусь в его объятья! Пусть делает со мной, что пожелает!..
…
Переступив порог квартиры, Елена Павловна застала «цунами» в трусах и с утюгом. Калинин готовился заступить на дежурство по части. Проглаживая через влажную тряпицу плотные, словно из жести, борта офицерского кителя, он ловко оббегал гладильную доску и громко вторил, гремевшему из кассетного магнитофона маршу «Прощание славянки».
Ранее отутюженные брюки висели на спинке кровати, а ожидающая своей очереди рубашка, лежала поверх, стоящего у кровати, табурета.
Сама кровать была аккуратно застелена. Одеяло (оно же — покрывало) подвёрнуто под края матраца и натянуто. Линии заворотов чётко обозначены безупречными прямоугольными гранями.
Такую, по-военному, образцовую постель мять раньше времени у офицера Калинина считалось преступлением.
Лена сняла шубку, стащила с ног сапоги и, соображая, с чего начать склонять супруга к интимному, присело на край трюмо. Пока добиралась домой, легко представляла, как это сделать, а пришла и решимость поубавилась. В их семейных взаимоотношениях правили пуританские привычки Калинина.
«Был бы ковёр… — тяжело дыша, соображала Лена, глядя то, на ненавистную ей сейчас кровать. — Упали бы на него и — всё!… Надо с первой получки купить… не откладывая!… На ковре всегда места много… А теперь, как же?…»
«… повернуть лицом к стене, наклонить да засадить по самые помидоры!…»
Это был вариант! Осталось только крикнуть: «Ну, мой капитан, бросай всё, я пришла!»…
Капитан отсалютовал приходу супруги поднятым над головой утюгом, и продолжал глажку
— Калинин! — сказала Лена. — Хочешь, я уволюсь с работы и буду сидеть дома?
— Что-то случилось? — прервал «пение» капитан.
— Случилось…
Лена выключила магнитофон, подошла к мужу и протянула руку к хозяйству в его трусах:
— Я соскучилась…
— Стоп! — скомандовал Калинин. — Во-первых, у меня в руках горячий предмет. Во-вторых — ты не совсем здорова. В-третьих — сейчас нет времени ЭТИМ заниматься. Через полчаса я должен быть на разводе.
— А у меня к тебе такая нежность! Давай, потратим хотя бы минут десять?… Ты ведь надолго уходишь…
— Всего на сутки. Потом снова будем вместе…
Капитан повесил на самодельные плечики отглаженный китель, разложил на доске офицерскую рубашку. Накрыл марлей. Набрал из алюминиевой кружки полный рот воды, прыснул поверх марли веером мелких брызг. Провел по влажной марле электрическим утюгом. Из под горячего металла шикнуло белым паром.
Не прекращая утюжку, Калинин поинтересовался:
— Чего это тебя приспичило? «Уволюсь!…», «Соскучилась!… « Ты ведь офицерская жена. И должна уметь управлять минутными эмоциями.
— Должна, — согласилась Елена Павловна. Прошла вглубь комнаты, постояла у тёмного окна, разглядывая на стекле отображение своего красивого, полного молодой энергией лица с крупными глазами и чётким очертанием сочных губ. Потом сказала, не оборачиваясь (больше себе, чем мужу): — Эх, Калинин, Калинин! Разные мы с тобой по темпераменту люди… Разные…
…
Засыпая, Большаков привычно выслушивал, о чём говорят в его голове одноликие «советники».
— Елена Павловна не заслужила подобного обращения! — говорил разумник Борис Петрович, имея в виду нехорошее поведение Борика, и намерения развратного Я сделать из Елены Павловны распутную женщину.
— А чёго не попробовать? — веселился Борик. — Как она глазела, когда поняла, что возле неё бычка доят! Очень даже возможно! Только — осторожно. Намекать на это самое — одно, а… само это самое… — другое! Может не прокатить… Не тётка с улицы — жена комроты!
— Ерунда! — рубил с плеча целеустремлённый Я. — Надо действовать решительно! Работы в библиотеке на неделю. Упустим возможность отвафлить капитаншу, локти кусать будем, что такую цацу не вздрючили!
Разумный на это что-то возразил… Весёлый хохотнул и чем-то поддакнул… Устремлённый продолжал настаивать…
Под их монотонное «бу-бу-бу» Большаков незаметно отошёл ко сну.
И спорщики угомонились…
…
Один взвод из роты капитана Калинина нёс дежурство в карауле, другие два были на хозяйственных работах.
Большакова, что по приказу командира роты большее время дня оформлял Ленинскую комнату, а потом занимался проблемами гарнизонной библиотеки, остался при казарме.
Так что, предоставленный самому себе, Борис Петрович решил сегодня явиться в библиотеку на пару часов раньше обычного. Он намеревался разместить на стене законченные накануне стенды и подыграть, рвущемуся к общению с Еленой Павловной, Борику.
Но и Бориса Петровича, и Борика опередил ухарь в кубе. Имея собственный ключ, он попал в библиотеку раньше Елены Павловны. И когда та явилась, уже старательно дорисовывал голову пышноусого «Буревестника» русской революции.
К такому рвению помощника и его раннему визиту Калинина отнеслась без энтузиазма. Сдержанно поздоровалась и, как обычно, зашла переодеваться в библиотечную подсобку. Повесила на крючок вешалки шубку. Слегка отряхнула её от снежной пороши. Сняла с головы и повесила на другой крючок кроличью шапку. Поправила перед зеркалом причёску. Сменила зимние сапоги на туфли с каблуками. Подумала, снова разулась, стянула трикотажные колготки, под которые она сегодня надела (на всякий случай), любимые ею, телесного цвета капроновые чулки. Снова обулась, сделала губки бантиком, провела по ним красной помадой и вышла в библиотечный зал.
Большакова на рабочем месте не было!
Это означало, что он ушёл в глубину зала. «… буду дрочить за последним рядом стеллажей». — вспомнила Елена Павловна заученную на всю жизнь строчку.
«Сейчас он там… Наблюдает за ней, и гоняет в кулаке торчащий член… « — подумала Елена Павловна. И даже не удивилась, на то, с каким спокойствием отнеслась к этой вульгарной мысли.
Подошла к своему столу. Переложила с места на место отреставрированного «Робинзона Крузо». Перевернула страничку настольного календаря. Там было n февраля. Четверг.
— Четверг, — перечитала Елена Павловна — Четверг… Что-то важное у неё было связано с этим днём недели?… Ах, да! Дурацкая надпись на стене туалета — «Даю… каждый четверг. Ты — следующая! Приходить в 16 часов… «. А сейчас? — она глянула на стену, где висели электронные ходики. Стрелки показывали без пяти минут три. — До шестнадцати осталось чуть больше часа! — механически отметила Калинина и покраснела.
Потом, проявила твёрдость:
«Что за чушь лезет в голову!… Среди белого дня?… Да что ОН с ней сделает?!… Пацанья бравада… Пусть не отлынивает, а пашет! В конце концов, это его обязанность! Пока товарищи служат, не занимается черти чем! До открытия библиотеки времени — совсем ничего!…»
— Эй! — позвала Елена Павловна. — Вы где? Почему не работаете?
Ответа не было.
«Я это так не оставлю!» — приняла решение Елена Павловна, взяла со стола отремонтированную книгу и, громко стуча каблуками, двинулась вглубь книгохранилища к дальнему стеллажу.
Большакова она увидела именно там, где предполагала. Тот стоял к ней спиной и что-то делал перед собою руками.
Елена Павловна остановилась, хотела было возмутиться, но вместо этого отвернулась к крайней полке и стала устанавливать на неё принесённую книгу. Услышала шаги и ощутимое касание плеча. Медленно повернулась.
Никогда ранее жена капитана Калинина не стояла так близко

Предложил свою жену

Уже в Лейпциге

Молодая мамочка. Часть 3